Подавившись утренним кофе, поискала другие произведения автора ) Прошел кашель и зимняя депрессия! Для особо тяжелых случаев напавшей грусти и тоски рекомендую "Завлекалочки".
Определенно, поэт следует опубликованному выше Воспарив )
Ах ты блин! Сколько почтеннейших Сэров увлечены поэзией. Надо тоже отметиться.
* * *
Все. Не во что больше верить
Все. Некому доверять
Чем каждый третий жизнь свою будет мерить,
Если каждый второй готов убивать?
Если слезы весят меньше чем платина,
Если кровь каждого кипит препаратами,
Если вместо бога какая-то гадина,
А любовь к нему меряют только каратами?
Ты просишь его дать тебе силу,
Ты говоришь не ведал что делал,
А сам его уже давно втоптал в глину,
А сам его давно уже предал
Терновый венок не рвет тебе голову
Руки твои гвоздями пробиты не будут
И в рот тебе не льют раскаленное олово
Когда ты сдохнешь -- тебя все забудут
Нет, ты не тот, кто его распял
И даже не тот, кто держал его руки
Ты просто тот, кто ничего не сказал
Когда он за тебя принимал эти муки
Не будем спорить кто праведен, а кто грешен
Никто не найдет для себя спокойную старость
Просто каждый поступок должен быть взвешен
Хотя бы чуть-чуть хотя бы самую малость
Что ты от него хочешь?
Он и так о тебе до хрена печется
Если даже слюною весь крест намочишь,
Время твое назад не вернется
Тебе надо не верить, а веровать
Чтобы душа не металась плавником форели
Никто не сможет ничего посоветовать,
Когда встанешь лицом к последней своей двери
О родина, о новый
С златою крышей кров,
Труби, мычи коровой,
Реви телком громов.
Брожу по синим селам,
Такая благодать.
Отчаянный, веселый,
Но весь в тебя я, мать.
В училище разгула
Крепил я плоть и ум.
С березового гула
Растет твой вешний шум.
Люблю твои пороки,
И пьянство, и разбой,
И утром на востоке
Терять себя звездой.
И всю тебя, как знаю,
Хочу измять и взять,
И горько проклинаю
За то, что ты мне мать.
Сергей Александрович Есенин. 1917
Цветы на подоконнике,
Цветы, цветы.
Играют на гармонике,
Ведь слышишь ты?
Играют на гармонике,
Ну что же в том?
Мне нравятся две родинки
На лбу крутом.
Ведь ты такая нежная,
А я так груб.
Целую так небрежно я
Калину губ.
Куда ты рвешься, шалая?
Побудь, побудь…
Постой, душа усталая,
Забудь, забудь.
Она такая дурочка,
Как те и та…
Вот потому Снегурочка
Всегда мечта.
Сергей Александрович Есенин. 1924
Всё плохое само не уйдёт, всё хорошее вдруг не наступит.
Ожиданье лишь время крадёт, а надежда на чудо нас тупит.
Жизнь, как коня, держи за узду,
Не охай и не ахай,
Если тебя посылают в п..,
Посылай всех на х..!
Сергей Александрович Есенин. ‹1924–1925›
Для Есенина мат был протестом, эпатажем, вызовом ханжеству. Сергей рос в простой деревенской семье и уже в 10 лет виртуозно матюгался. О способности поэта ругаться ходили легенды: например, что он может завернуть фразу из 32 непечатных слов подряд. Есенин сочинил около 50 частушек, из них добрая половина - бесстыжие. Много похабных четверостиший были посвящены взаимоотношениям царицы Александры Федоровны и Распутина - Есенин был знаком с его семьей. Они до нас не дошли: Есенин опасался выносить их на широкую публику и пел только близким друзьям.... Здесь
И немного частушек от Сергея Александровича
У Европы рожа чиста,
Не целуюсь с ею!
Подавай имажинисту
Милую Рассею!
В мать тебя, из мати в мать,
Стальная Америка!
Хоть бы песню услыхать
Да с родного берега.
************
Эх, яблочко,
Цвету ясного.
Есть и сволочь во Москве
Цвету красного.
Не ходи ты в МЧКа,
А ходи к бабенке.
Я валяю дурака
В молодости звонкой.
‹1919–1920›
Всё плохое само не уйдёт, всё хорошее вдруг не наступит.
Ожиданье лишь время крадёт, а надежда на чудо нас тупит.
А ты знаешь, что в мире война идёт?
(«Psychology-General»)
Я пишу: «Вот, пеку пирог и варю компот».
В комментариях мне отвечают:
— Вот!
У тебя, значит, мирная жизнь, компот,
А ты знаешь, что в мире война идет?
Я пишу: «Посмотрите, вот это — кот.
Он смешной и ужасно себя ведет...»
В комментариях мне отвечают:
— Чёрт!
Как ты можешь?
Там-то и там-то погиб народ!
Я пишу: «Я кормила птенца дрозда.
Еле выжил, поскольку упал из гнезда».
А мне пишут:
— Какого такого дрозда?
— Ты, наверное, с глузду съехала, да?
Ты не знаешь, что с рельсов сошли поезда,
Есть ли дело нам до птенца дрозда?
И напишешь однажды: «Лежу в траве,
Мысли глупые скачут в моей голове...»
И внезапно на это придет ответ:
Я считал, что я мёртв. Оказалось, нет:
Я читал про кота, про дрозда, компот:
Это значит, что жизнь у других идет.
Это значит: ещё существует шанс.
Для таких, как мы.
Для меня.
Для нас.
Леонид Филатов тяжело болел и перед смертью он проводил много времени в больнице. После тяжёлой операции он мог умереть, но в его жизни была маленькая внучка Оля, ради которой он ещё несколько лет прожил.… Своей любимой внучке он перед смертью успел написать стихотворенье.
Тот клятый год уж много лет, я иногда сползал с больничной койки.
Сгребал свои обломки и осколки и свой реконструировал скелет.
И крал себя у чутких медсестёр, ноздрями чуя острый запах воли,
Я убегал к двухлетней внучке Оле туда, на жизнью пахнущий простор.
Мы с Олей отправлялись в детский парк, садились на любимые качели,
Глушили сок, мороженное ели, глазели на гуляющих собак.
Аттракционов было пруд пруди, но день сгорал и солнце остывало
И Оля уставала, отставала и тихо ныла, деда погоди.
Оставив день воскресный позади, я возвращался в стен больничных гости,
Но и в палате слышал Олин голос, дай руку деда, деда погоди…
И я годил, годил сколь было сил, а на соседних койках не годили,
Хирели, сохли, чахли, уходили, никто их погодить не попросил.
Когда я чую жжение в груди, я вижу как с другого края поля
Ко мне несётся маленькая Оля с истошным криком: « дедааа погодии…»
И я гожу, я всё ещё гожу и кажется стерплю любую муку,
Пока ту крохотную руку в своей измученной руке ещё держу.
Всё плохое само не уйдёт, всё хорошее вдруг не наступит.
Ожиданье лишь время крадёт, а надежда на чудо нас тупит.
Мой мир развалился на части, когда поступил тот звонок. Моё синеглазое счастье, мой ангел, мой хрупкий цветок не ждет меня больше в разлуке - она уже час как мертва по воле распущенной суки, недавно купившей права.
Я гнал по кольцу, и стучало, стучало, стучало в висках: куда мне поехать сначала и где эту сволочь искать? Я проклял и черта, и бога за то, что творилось со мной, и ливень навис над дорогой сплошной непрозрачной стеной. Вдруг вижу сквозь эту завесу - котенок в другой полосе! Какого, скажите мне, беса он в ливень забыл на шоссе? Его бы расплющили нахрен, ведь видимость менее ста. Я видел, он сжался от страха и даже дрожать перестал, застыл, как уже неживое, подписан ему приговор.
Вдруг в правом ряду дальнобои сигналят и глушат мотор. Водитель прыжком из кабины, руками потоку - "Стоять!"... Какая могла быть причина собою вот так рисковать, не знаю. Но встали четыре по просьбе его полосы, и я ощутил, будто в мире и впрямь существуют весы, что есть справедливость и правда, но знать их не всем суждено...
А где-то какая-то падла мой мир растоптала в говно, отмажется, гнида, и будет по-прежнему ездить и жить.
Я видел, как хлопали люди, когда этот взрослый мужик котенка за пазуху сунул и быстро вернулся назад. Я вдруг поперхнулся и сплюнул, и мне защипало в глазах.
Мы трогались плавно, желая немного продлить тишину. Я понял тогда, что не знаю, что думать про эту страну. Дорога шла дальше сухая, и руль был послушен рукам...
Я ехал, и дождь, не стихая, безудержно тек по щекам.
Это просто история без героев, эпизод подслушанных разговоров. Он мечтал, что когда-то их будет трое, и она улыбалась – еще не скоро, он писал за двоих по ночам программы, потому что парню, конечно, проще, и при встрече ее молодую маму называл серьезно «любимой тещей». Он работал, как проклятый, снял квартиру, разбирался в шубах, духах, бриллиантах, и она смеялась: «Уйди, противный!», но у жизни тысячи вариантов. И когда наконец-то купили кольца, вдруг пришел анализ с пометкой «онко-», и романтик с верой народовольца стал ненужным больше больным подонком. Крест вдовы – печальная перспектива, молодая жизнь, не судите строго…
Он остался ночью в пустой квартире – умирать бессмысленно, понемногу, он был предан больше, чем бренным телом, он был предан всем, для чего дышалось, в лунном свете плавилась и блестела рукоять отравленного кинжала. Он не верил в Бога, не верил в черта, он хотел, не мучаясь, просто сдохнуть, но рентгеном заживо перечеркнут, перестал делить «хорошо» и «плохо». И весной – после трех беспощадных химий, воскресая чьим-то порывом воли, он вернулся к жизни – худой, как схимник, обескровлен – только не обездолен. Он отстроил мир – по следам, крупицам, по кирпичику – точно, до сотой дюйма, он сумел от смерти освободиться – и остаться светлым, простым и юным, не просил у неба достойной мести – Бог и так ему предоставил фору, никогда с подругой, потом – невестой не случилось лишнего разговора. У него родился кудрявый мальчик, через год – его отраженье – дочка. Потому что быть не могло иначе. Потому, что быть не могло – и точка.
Через много лет на случайном рынке, выбирая детям хурму и груши, он увидел в нищенке над корзинкой ту, которой однажды он стал не нужен. Им обоим было слегка за сорок, только время въелось в нее печатью… Эпизод подслушанных разговоров, лучше б было просто не замечать их.
Он смотрел – и ужас больничных пыток, всех мучений, что разрывали сердце, в этом взгляде виделся так открыто, что она искала, куда бы деться, что она всей черной, пропащей сутью понимала, что ей за это будет… Сверху мудро и строго смотрели судьи. Мимо шли равнодушно и молча люди.
Они больше не встретились – даже взглядом, никогда друг другу и не приснились.
Берегите тех, кто сегодня рядом. Берегите.
И – оставайтесь с ними.